Henri Matisse
Music
1910
Oil on canvas. 258 x 390 cm
The State Hermitage Museum

Справа внизу: Henri-Matisse 1910


Provenance

1918, from the collection of S. I. Shchukin


Inv.: 9674

Inv. GMNZI: 97

Description
MusicMusic
Henri Matisse
Music
Увеличить

На том же зеленом холме, что и женщины «Танца», у Анри Матисса обитают (а может быть, восходят туда ради священного ритуала) обнаженные юноши «Музыки». У них не менее великанский рост и тот же цвет кожи. Но если лиц женщин, кроме одной, увидеть нельзя – там важнее контуры тел, – то здесь каждое лицо почти навязчиво представлено анфас, невидящие глаза обращены прямо к нам, но не выражают ничего; они словно обращены внутрь и ограждают юношей от всего, что должно остаться вовне. Нам никогда не узнать, что исполняют два музыканта, скрипач, флейтист и три певца. Сам стиль изображений столь упрощен, что заставляет вспоминать о детских рисунках или о преднамеренно быстрых карикатурах. Однако общий тон всего происходящего слишком серьезен, чтобы заподозрить автора этой живописи в желании подшутить над зрителем.

У старых мастеров, равно как у их салонных последователей рубежа веков, в музицирующих и танцующих персонажах обычно легко узнаются современники автора. Но этого невозможно сделать, глядя на героев «Музыки». Они не только освобождены от одежд, но вообще лишены всяких исторических признаков, если не считать античной флейты и появившейся позднее скрипки.

Персонажей обоих панно, выполненных Матиссом по заказу С. И. Щукина, принимали порой за первобытных людей. Но такой подход заводил в тупик, поскольку матиссовская живопись не имела ничего общего с теми «историческими» полотнами парижских салонов, на которых реконструировалась жизнь дикарей и давался костюмированный бал на археологическую тему.

Впрочем, мало объясняла в них и попытка отнести героев Матисса не к реальному, хронологически обозначаемому, а символическому ряду. Символисты приучили зрителей к совершенно другим иносказаниям.

Юноши Матисса отдаются музыке с самозабвением творческого акта, так что тему картины и всего ансамбля можно сформулировать как взаимоотношения человека с жизнью посредством искусства.

Музыка, когда она трактовалась в живописи не в жанрово-бытовом ключе, а символически, особенно в средневековом искусстве, нередко воплощала в себе понятие вселенской гармонии. Конечно, «Музыка» далека от гармонического лада христианского искусства, но, как и «Танец», она ставит акцент на трансцендентном, при этом космическая тема здесь преломляется через тему человека.

Взятые по отдельности «Танец» и «Музыка» не выявляют до конца замысел художника. Вместе – в великом диалектическом противостоянии – они говорят неизмеримо больше. В соответствии с некоторыми философскими концепциями рубежа веков женщина выступает в ансамбле носительницей принципа единства, мужчина – принципа разделения и индивидуализма. Два пола антагонистичны и ищут соединения. В конечном счете «Музыка» сделалась настолько же статичной, насколько динамичным запечатлелся «Танец». Окончательное состояние «Музыки» выражает чудесную оцепенелость персонажей, захваченных магией звуков.